– Я поеду с вами, – заявил Локвуд.

Хайд улыбнулся и покачал головой:

– Вы передали дело в надежные руки, мистер Локвуд, теперь этим занимается полиция. Мы разберемся.

Глава 22

После того как главный констебль и Джеймс Локвуд покинули участок, Хайд вызвал к себе в кабинет Иэна Поллока. Теперь молодой сыщик переминался с ноги на ногу перед столом начальника и выглядел смущенным, словно не знал, с чего начать рапорт.

– В чем дело, Иэн? – спросил Хайд.

– Сэр?..

– Я вижу, вы собираетесь сказать мне нечто такое, что, как вам кажется, мне не понравится, поэтому давайте уже, не тяните.

Поллок шумно выдохнул.

– Мне не удалось найти подходящий наблюдательный пункт, откуда можно было бы хорошо рассмотреть всех, кто явится на сходку вместе с Коббом Маккендриком, сэр, – выпалил он.

– То есть вам не о чем доложить? – уточнил Хайд.

Молодой человек опять замялся.

– Я бы так не сказал, сэр. Поскольку укрытия, откуда можно было бы за ними проследить, так и не нашлось, я пошел на собрание. Если бы я не сделал этого, мне действительно не о чем было бы доложить.

– А теперь есть?

Поллок достал блокнот и принялся читать вслух свои записи. Кобб Маккендрик присутствовал на сходке, как и обещали авторы листовки. Всего в заброшенном здании железнодорожной компании собралось двадцать пять человек, и среди них были представители самых разных классов и слоев общества, что необычно для подобных мероприятий. Свою речь Маккендрик посвятил Арбротской декларации[41] и истокам шотландского народа, заявив, что Акт об унии был «продажей Шотландии за английское золото». А в клятве из Арбротской декларации, которую он цитировал, говорилось, что, пока хотя бы сотня скоттов остается в живых, английскому владычеству не утвердиться в Шотландии.

Молодой констебль замолчал и, достав из кармана пиджака брошюру, протянул ее Хайду:

– Это раздавали всем на входе.

Хайд пролистал брошюру. На титульном листе было напечатано:

Арбротская декларация Клятва отречения,

ИЛИ КАК ШОТЛАНДСКИЙ НАРОД ПРОДАЛ СВОЙ ВОЛЬНЫЙ ДУХ ЗА ВОРОВАННЫЕ ПОБРЯКУШКИ ИМПЕРИИ

– Раздавали, говорите? – пробормотал Хайд.

– У двери стояла молодая женщина, по виду леди, весьма запоминающейся внешности. Она вручала такую брошюру каждому входящему.

Капитан кивнул.

– Вы присаживайтесь пока, Иэн, – сказал он и принялся читать текст.

Мы, народ скоттов, превратились в обеспамятевшего путника, не ведающего более, откуда и куда направляет он свои стопы. Истоки наши и обетованная цель пути забыты. Силимся вспомнить, кто мы такие, но помним неверно и в неведении своем отрицаем древнюю истину о собственном племени.

Мы вступили в дьявольский сговор с другим народом и продали свою исконную душу за выдуманное, ложное понятие о национальной самобытности. Мы купились на имперские побрякушки, уворованные в тех землях, где племена, необученные, неоснащенные должным образом и потому неготовые противостоять современным приемам и орудиям войны, каких сами они не имели, оказались бессильны дать отпор захватчикам.

Беспамятство всего шотландского народа не только сделало нас пособниками этого вселенского грабежа, но и заставило предать, отринуть собственное самосознание. Власть, которую мы нынче признаём как верноподданные, установилась не в результате насильственного захвата нашей земли, не через разорение и покорение нашего народа, но словом наших уст и делом наших рук. Этого было мало – тогда последовали акты об унии. Но лишь один документ стал отражением истинных чаяний скоттов, манифестом свободы и независимости шотландской земли и шотландского народа – Арбротская декларация.

Для тех, кому нужно освежить память, вот что там говорится:

«Нам ведомо от древних, передавших сие знание, что среди прочих достойных народов слава о нашем собственном народе, о скоттах, гремела громко и повсеместно. Скотты вышли из Великой Скифии, прошли Тирренское море и Геркулесовы столбы, надолго поселились в Испании среди племен диких и свирепых, но нигде не покорились они ни единому народу, даже самому варварскому. Двенадцать же столетий спустя после того, как народ Израилев пересек Красное море, скотты выдвинулись дальше на запад и живут там поныне. Первым делом изгнали они оттуда бриттов, затем изничтожили пиктов и продолжали оборонять свои земли от норвежцев, викингов и англов, одерживая победы многократно и сохраняя владения баснословными усилиями; и предания былых времен гласят, что не позволяли они с тех пор никому себя поработить».

Однако сейчас, в наш новый век, мы забыли свою историю, отреклись от обетов, данных самим себе. Мы по собственной воле отказались от свободы и приняли рабство, отсутствием коего когда-то гордились. И главное – мы забыли самый священный обет Декларации:

«Покуда хоть сотня из нас жива, ни за что и никогда не склоним мы главы перед англичанами, не примем их владычества. Ибо не славы ради, не за богатство и почести ведем мы битву, но за одну лишь свободу, кою любой достойный муж может отдать лишь вместе с самой жизнью».

– Любопытно, – сказал Хайд, закрывая брошюру и кладя ее на стол. – А сам по себе что за человек этот Маккендрик? Ему удалось произвести на вас впечатление, констебль?

– По правде говоря, еще как удалось, – кивнул Поллок. – Внешность у него весьма примечательная, и оратор он превосходный. О таких говорят «магнетическая личность». Но если от всего этого абстрагироваться, речь его была по сути вполне предсказуемой.

– Я так понимаю, его доводы вас не убедили?

– Мне кажется, мы… я имею в виду, мы, шотландцы, не вполне такие, как он описывает. Или, по крайней мере, сейчас мы стали другими. Я не вижу здесь такого отчаянного стремления к независимости, как в Ирландии, куда менее самостоятельной. Империя, которую так презирает Маккендрик, Шотландии многое дала.

– Угу, – промычал Хайд. – Он также не скрывает, что мы и сами многое взяли, а потому история имеет право судить нас на тех же основаниях. Скажите, насколько далеко он зашел в своих разглагольствованиях? Не было ли в его речи призывов к неповиновению властям или мятежу с националистическими лозунгами?

– Нет, – покачал головой Поллок. – Он всего лишь попросил распространять эти идеи по мере сил, чтобы увеличить количество их сторонников на выборах.

Молодой человек замолчал, и эта пауза снова показалась Хайду слишком многозначительной.

– Продолжайте, Иэн. Вы же хотите еще что-то сказать?

– Просто у меня возникло ощущение, что это было нечто большее, чем обычная подпольная сходка оппозиционеров или маргинальных националистов. Компания там собралась чересчур разношерстная. Люди из самых разных слоев. Лицо одного из них – определенно джентльмена – мне показалось знакомым, но не могу вспомнить, где я его